 |
Автор подробно описывает процесс увольнения служащих, который, по ее словам, "заставляет нас объявить войну самим себе". В то время как недальновидные руководители компаний, несчастные безработные, правительство, профсоюзы, зарубежные партнеры, финансовая олигархия, разжиревшие богачи и обленившиеся бедняки в один голос ругают реформы, бурным потоком захлестнувшие бизнес, Уитман уверяет, что происходящие перемены являются лишь отражением естественной эволюции экономики и советует не заниматься поисками козла отпущения, а направить свою энергию на то, чтобы с наименьшими потерями адаптироваться к меняющимся условиям.
В настоящее время Уитман читает курс лекций по управлению в Мичиганском университете. Она ответила на вопросы корреспондента журнала CIO Клер Тристрам. Отрывки из этого интервью мы публикуем.
Вы возглавляли департамент общественных связей корпорации General Motors в тот период, когда на экраны вышел документальный фильм Майкла Мура "Роджер и я". Лента рассказывает об очень жестком генеральном директоре GM Роджере Смите, который без малейших колебаний закрывал нерентабельные заводы, отправляя на улицу тысячи рабочих. Какова ваша личная оценка такой политики?
Если говорить честно, то у меня остались неприятные воспоминания об этом времени. Майкл Мур поведал миру очень печальную историю. Он затронул струну, которая своим звучанием всколыхнула американское общество. Это был период массовых сокращений, причем все прекрасно понимали, что у уволенных работников практически нет шансов вернуться обратно. Лента заставила меня задуматься об истинных причинах увольнений. Разумеется, люди оставались без работы не потому, что так хотел Роджер Смит. Наверное, именно Майкл Мур стал для меня тем источником вдохновения, благодаря которому и появилась на свет моя книга.
Если сокращение штатов не было вызвано произволом высшего руководства и алчных держателей крупных пакетов акций (а именно на этом настаивает Майкл Мур), то каковы же истинные причины произошедших событий?
После окончания второй мировой войны вплоть до первого нефтяного кризиса, разразившегося в 1973 году, американские корпорации практически не имели конкурентов в других странах. Европа и Япония приходили в себя и с огромным трудом поднимались из руин, а остальной мир вообще находился на начальной стадии экономического развития. Поэтому американские компании фактически беспрепятственно диктовали рынку свои условия. И это не могло не сказаться на их отношении к делу. Не прилагая особых усилий, можно было извлекать сверхприбыли и удовлетворять любые прихоти акционеров. Внешне это имело самые разные проявления. К примеру, рядовые сотрудники и "синие воротнички" получали непомерно высокую зарплату. Оплата труда в автомобильных и сталелитейных компаниях была значительно выше, чем в других отраслях. Положение ведущих фирм казалось настолько прочным, что они могли выплачивать своим работникам очень большие деньги и гарантировать им пожизненное трудоустройство.
Но постепенно положение стало выравниваться. Многие компании, не ощущавшие до сей поры у себя за спиной горячего дыхания конкурентов, внезапно почувствовали, что могут остаться не у дел. Обострение конкурентной борьбы в сочетании с замедлением экономического роста в период с 70-х по 90-е привело к значительному уменьшению нормы прибыли. И только когда деньги стали потихоньку исчезать, американцы поняли, насколько привыкли они ощущать себя мировым монополистом. Тем временем ситуация начинала выходить из-под контроля, и необходимо было срочно что-то менять. Причем этот процесс не мог не ударить по простым гражданам.
И все же перемены носили прогрессивный характер?
Я вовсе не говорю, что люди совершенно спокойно отнеслись к тому, что произошло. Они потеряли уверенность в завтрашнем дне, увеличился разрыв между доходами высоко- и низкооплачиваемых работников. Но были и положительные моменты. Положение человека в обществе в большей степени стало определяться его способностями и уровнем образования. Возросли так называемые надбавки за квалификацию.
Внешне перемены были весьма заметны. Раньше работник считал, что директор компании для него царь и бог. Теперь же служащие не имели прежних гарантий, но зато они стали более независимыми и получили возможность самостоятельно устраивать свою судьбу. Изучив японскую и европейскую модели развития, все больше и больше американских фирм стремились повысить производительность труда за счет привлечения высококвалифицированных кадров и поощрения самообразования работников. Руководитель любого уровня теперь из босса и хозяина превратился в наставника и старшего товарища. Рынок рабочей силы стал более дифференцированным. Уровень оплаты специалиста отныне определялся его квалификацией, а не половой или расовой принадлежностью.
Думаю, одним из наиболее значительных достижений сегодняшнего дня можно считать то, что начальник уже не может позволить себе произвола и дискриминации по отношению к подчиненным.
Послушав вас, можно подумать, что руководство корпораций несет ответственность за дальнейшую судьбу своих работников в случае сокращения штатов. Но ведь нередко директор готов избавиться просто от каждого десятого работника в обмен на быстрый рост стоимости акций компании.
Конечно, можно привести массу примеров в подтверждение того, как некомпетентность и близорукость людей, принимающих решения, приводила к очень серьезным ошибкам. Однако рост конкуренции, технический прогресс и снижение роли государственного регулирования повлекли за собой очень серьезные структурные изменения. Причем процесс этот был объективным, и корпорации никак не могли повлиять на его ход. Кроме того, не выдерживает критики утверждение о том, что сокращение персонала непременно приводит к росту курса акций. Напротив, финансовый рынок крайне болезненно реагирует на неподготовленную реструктуризацию и непродуманные увольнения.
Прошедшее десятилетие было отмечено самым низким уровнем инфляции и безработицы начиная с 60-х годов. Это несомненная заслуга гибкой экономики, умеющей быстро реагировать на изменение текущей ситуации. Примерно десять лет назад Алан Гринспан предложил экспертам ответить на вопрос, до какой степени можно снизить безработицу, если сохранять инфляцию на прежнем уровне. Тогда большинство экономистов назвали 6%. Сегодня ясно, что их прогноз оказался недостаточно оптимистичным. Уже сейчас доля безработных не превышает 4,5%, и при этом нет ни малейшего намека на рост инфляции. Основной причиной такого результата стало эффективное взаимодействие компаний и работников, благодаря которому и те и другие стали действовать более гибко и научились быстро приспосабливаться к происходящим изменениям.
Между тем европейским странам так и не удалось справиться с трудностями и инфляцией, выражавшейся двузначными числами. Япония тоже не сумела избежать спада. Таким образом, можно утверждать, что гибкая экономика открытых рынков дает более высокие результаты. Я вовсе не хочу сказать, что нам уготовано вечное процветание, но по крайней мере период роста будет достаточно продолжительным.
Многие страны могут лишь мечтать о безработице, не превышающей 4,5% при фактическом отсутствии инфляции. И все же абсолютно безболезненно пережить все это практически невозможно. Чем-то приходится жертвовать. Даже при очень хороших тенденциях в обществе всегда будут присутствовать победители и побежденные. Хотя темпы и характер расслоения в каждом городе, отрасли промышленности или стране будут своими. Поэтому основной вопрос, который должны задать себе инициаторы реформ, - какую цену им придется заплатить за эти перемены?
А как бы вы ответили на этот вопрос?
Необходимо попытаться создать инфраструктуру, которая помогла бы людям справиться с происходящими переменами. В любом деле прежде всего нужно постараться избавиться от тех моментов, которые мешают претворению в жизнь намеченного.
Рассмотрим, например, вопрос гарантии занятости. Первоначально речь шла о цикличности процесса увольнений. Предполагалось, что в случае улучшения экономической ситуации уволенные ранее работники будут немедленно приняты обратно. Сокращение персонала рассматривалось в качестве временной меры. В данном случае компания не предпринимала никаких действий для того, чтобы как-то помочь людям найти работу в другой отрасли. Сегодня совершенно ясно, что большинство сокращений были структурными, а не циклическими, но обстоятельства по-прежнему сильнее нас, и за прошедшее время фактически ничего не изменилось. А хотелось бы, чтобы в качестве гарантии компания не только принимала обратно уволенных ранее сотрудников, но и подыскивала им работу в какой-либо другой области экономики.
Сейчас начинают появляться первые признаки сочетания гарантий занятости с содействием в поиске работы. Существуют и другие, более радикальные решения. На новой работе сотрудник зачастую получает меньше денег, чем на старой, по крайней мере первое время. Почему бы не предложить людям специальные субсидии, которые в данном случае несколько уменьшили бы потери при переходе с одной работы на другую? Это лишь один из примеров возможного соглашения, способствующего скорейшей адаптации людей к меняющимся условиям.
Профсоюзы тоже могли бы более эффективно распорядиться имеющимися у них средствами. Вместо того чтобы все силы бросать на обеспечение безопасности труда, лучше уделять побольше внимания гарантиям занятости. Такой подход придаст людям уверенность в том, что они всегда будут обеспечены работой (пусть даже и в другой компании). В некоторых отраслях уже подписаны определенные соглашения с руководителями компаний, что в какой-то степени поможет решить этот вопрос. В частности, в 80-х годах профсоюз работников автомобилестроения заключил пробный договор с каждым из трех американских автогигантов. В 1994 году профсоюзным лидерам удалось подписать соглашение с корпорацией Nynex, которая сокращала количество своих работников со 100 тыс. до 60 тыс. человек. Согласно достигнутой договоренности компания обязалась оплатить двухгодичную переподготовку уволенных сотрудников и помочь им стать специалистами в области телекоммуникационных технологий. Конечно, профсоюзам непросто вести такие переговоры. Если вместо борьбы за улучшение условий труда они начнут заниматься вопросами гарантии занятости, то могут потерять очень многих своих членов, которые предпочтут переехать в другое место или же вовсе выйти из организации. А ведь профсоюз, как и любой другой институт, прежде всего заинтересован в собственном выживании.
Ваша книга New World, New Rules содержит новый термин the new economy (новая экономика), под которым авторы статей в популярных изданиях понимают экономику Internet. Однако у вас нет даже намека на Internet. Вы говорите о проблемах транснациональных корпораций, в то время как очень многие люди сегодня просто очарованы возможностями интерактивных средств. Не кажется ли вам, что именно Internet могла бы стать той силой, которая поможет навести мосты между крупными и мелкими компаниями?
Мне были интересны глубинные процессы, которые происходят внутри крупных корпораций. Начиная с 50-х и до конца 90-х годов я занималась именно этими вопросами. В то время Internet в его нынешнем виде просто не существовал. Новые компьютерные технологии завладели умами людей значительно позже.
Но я прекрасно понимаю, сколь важную роль Internet играет в сегодняшнем мире. Используя возможности Сети, вы можете увидеть, какая огромная пропасть пролегает между образованными и необразованными людьми, между победителями и побежденными. Internet - это еще одно подтверждение современных тенденций, при которых победитель получает все. Технологии, подобные Internet, открывают перед представителями деловых кругов громадный рынок, который не ограничен рамками их родного города, а раскинулся по всему миру. И наиболее удачливые игроки (независимо от того, относятся ли они к крупному или к мелкому звену) имеют шанс покорить этот огромный мир.
Вы написали книгу, в которой доказываете преимущества открытого рынка, в то время как мировая экономика стоит на краю пропасти, а многие зарубежные компании вместо того, чтобы завоевывать капиталистический рынок, покидают его. Как вы думаете, продолжится ли бегство от капитализма в дальнейшем?
Этот вопрос волнует сегодня очень многих, и я постараюсь ответить на него максимально полно. Наиболее тяжелое положение складывается в тех странах, в которых чересчур сильна роль государства. Имеющиеся финансовые средства там используются крайне неэффективно. Вот почему появилось так много обанкротившихся компаний и банков, которые не могут рассчитаться с кредиторами (хотя сейчас совершенно ясно, что эти кредиты брать не следовало). С другой стороны, в настоящее время все страны тесно интегрированы в мировую экономику и зачастую бывают вынуждены расплачиваться за чужие ошибки.
Я думаю, нам еще предстоит столкнуться с отказом отдельных стран от рыночной модели (подобный процесс уже довелось наблюдать в России и Малайзии). Но в целом повернуть процесс вспять уже невозможно. Нам придется взять на себя роль последнего оплота. Сегодняшний внешнеторговый дефицит государства достиг небывалого уровня. Азиатские страны отчаянно пытаются продать свои товары всем, кому только можно, ведь экономика этих государств полетела в тартарары. В 1998 году внешнеторговый дефицит достиг отметки в 200 млн. долл., а в этом году он, по всем прогнозам, вырастет еще больше. Но если мы закроем двери, то ситуация лишь осложнится. На самом деле у нас нет особого желания брать на себя это бремя, но мы должны это сделать.