Центральные банки в эпоху электронных денег: потеря былого могущества?

Центральные банки — не только и не столько экономический, сколько политический институт

Мы завершаем рассказ о дискуссии, посвященной влиянию цифровых денег и электронных платежей на эффективность денежной политики центральных банков. В первой части статьи были подробно рассмотрены важнейшие современные тенденции, которые могут изменить роль центральных банков в экономике, а во второй мы проанализировали доводы ученых из «лагеря Фридмэна», которых объединяет пессимистический взгляд на будущее этих институтов. Теперь необходимо уделить внимание тому, как обосновывают свою позицию приверженцы противоположной точки зрения, утверждающие, что...

...слухи о кончине центральных банков сильно преувеличены

Оптимисты входят в «лагерь Гудхарта» — в статье именно этого автора¹ вынесенное нами в заголовок мнение выражено с наибольшей последовательностью. Чарльз Гудхарт убежден: «Многие финансовые институты могут исчезнуть или кардинально изменить свою роль, но традиционные деньги и центральные банки относятся к тем, кто с наибольшей вероятностью выживет в следующем тысячелетии»². Он аргументирует свои воззрения двумя тезисами. Во-первых, никакие успехи информационно-технологической революции не приведут к полному исчезновению спроса на обычную наличность. Во-вторых, даже если допустить чисто теоретическую возможность такого развития событий, Центральный банк (ЦБ) все равно сможет использовать свой главный регулирующий инструмент — краткосрочные процентные ставки — и тем самым оказывать определяющее влияние на динамику цен и функционирование экономики.

Гудхарт делает акцент на том, что, несмотря на многочисленные преимущества новых денег перед старыми, главный козырь последних — анонимность — сохраняется и никогда не будет утрачен. Платежи, осуществляемые на основе большинства существующих форм электронных денег, неразрывно связаны с передачей сведений о сделках эмитентам цифровой наличности, обслуживающим плательщика и получателя. Появившиеся совсем недавно электронные кошельки позволяют обходиться без такого информирования, однако кибербумажники требуют применения электронного оборудования, с помощью которого один или оба контрагента имеют возможность зафиксировать данные о проведенной трансакции. Никакой прогресс информационных технологий не избавит компьютерные деньги от необходимости использовать те или иные устройства. Поэтому обеспечение анонимности е-денег всегда будет упираться в проблему установления доверительных отношений между участниками множества сделок относительно неразглашения информации. А поскольку создать такую среду всеобщего доверия совершенно невозможно, полного вытеснения традиционных денег не произойдет. Гудхарт выражает уверенность, что электронные деньги придут на смену прежде всего таким инструментам, как чеки и кредитные карты, а обычная наличность будет затронута в гораздо меньшей степени.

Более серьезная опасность, по мнению Гудхарта, грозит финансовым посредникам (как банкам, так и небанкам) в связи с развитием компьютерных и коммуникационных технологий и всеобъемлющей секьюритизацией кредитного рынка. В условиях, когда экономические агенты станут держать все свои активы в виде вложений в те или иные рыночные ценные бумаги и платежи по сделкам будут осуществляться путем мгновенного компьютерного перевода определенного набора активов со счета покупателя на счет продавца, центрами финансовых трансакций сделаются компьютерные компании — хранители (custodians) финансовых активов клиентов (как индивидуальных, так и корпоративных). Такие «кастодиальные» фирмы будут проводить электронные расчеты между контрагентами, причем у них не возникнет необходимости развивать для этого депозитно-ссудную деятельность, а следовательно, они не попадут под контроль Центрального банка.

Однако Гудхарт полагает: поскольку никакие высокие технологии не смогут полностью устранить информационные асимметрии, финансовые посредники возродятся в виде специализированных компаний, составляющих для клиентов фондовые портфели и оценивающих уровень риска. Для убеждения клиентов в своей компетентности такие компании начнут формировать собственный портфель из рекомендуемых ими активов, для чего им понадобятся и достаточный уровень капитала, и привлеченные средства (в виде депозитов, паев или чего-нибудь другого). Таким образом, они, по сути, превратятся в квазибанки, поэтому центральные банки не останутся без подчиненных.

Будучи убежденным, что ни традиционные деньги, ни банки в будущем не исчезнут, Гудхарт все же считает своим долгом рассмотреть и такую гипотетическую ситуацию: технологический прогресс обеспечил анонимность е-денег и устранил неравномерность в распределении информации, т. е. экономика полностью перешла на электронные деньги и исключительно компьютерные расчеты. В этом случае рынок будет определять долгосрочные процентные ставки на основе реальных факторов (производительности труда и предпочтений по сроку), а Центральный банк сможет оказывать влияние на уровень краткосрочных ставок особыми методами: желая затормозить инфляцию, он поднимет ставки по привлекаемым е-депозитам выше установленных на рынке, а при необходимости стимулировать экономическую активность уменьшит ставки по предлагаемым е-ссудам до более низкого, чем рыночный, уровня.

В результате Центральный банк, естественно, потеряет сеньораж (seigniorage — разница между номиналом денежной единицы и стоимостью ее создания), а затем и понесет убытки, но поскольку это не простой, а правительственный банк, государство убытки компенсирует. Гудхарт подчеркивает: и в прошлом, и сейчас, и в будущем центральные банки — не только и не столько экономический, сколько политический институт. Центральные банки могут прекратить свое существование никак не вследствие технологических инноваций, а только в связи с принятием правительственного решения о нецелесообразности их функционирования.

Сторонники Чарльза Гудхарта — Чарльз Фридмэн и Майкл Вудфорд — не стремятся доказать принципиальную невозможность исчезновения центральных банков (для них это не подлежит сомнению). Они уделяют основное внимание рассмотрению тех мер, которые могли бы предпринять эти институты для сохранения своего влияния на формирование процентных ставок в условиях, когда угроза со стороны электронных денег станет реальной.

В отличие от Ч. Гудхарта, Ч. Фридмэн³ считает так: поскольку SVC-карты⁴ применяются прежде всего для платежей на небольшие суммы, следовательно, этот вид е-денег действительно будет вытеснять монеты и бумажные купюры. По данным Банка международных расчетов (Базель, Швейцария), в 1999 г. средняя стоимость покупок, совершенных с помощью таких карт, составила менее 10 долл., трансакции же на сумму более 25 долл. производились крайне редко. В Дании, где данные карты применяются наиболее широко, рост их доли в общем объеме платежей по сделкам четко коррелирует с уменьшением доли обычной наличности⁵.

Ч. Фридмэн убежден: даже если Центральный банк и останется без львиной доли своих пассивов (купюр и монет)⁶, он продолжит выполнять свои функции денежного регулятора, хотя и с помощью других механизмов. Например, он может прибегнуть к выпуску собственных процентных векселей (на доходы от выпуска этих векселей он будет приобретать государственные долговые обязательства) и SVC-карт, а также ввести резервные требования в отношении средств на SVC-картах других эмитентов.

Рассматривая другую угрозу — со стороны сетевых денег, берущих на себя расчетные функции, — Ч. Фридмэн указывает на две имеющиеся в распоряжении центральных банков возможности спасти свое особое положение в качестве центров окончательных расчетов. Во-первых, Центральный банк может законодательно закрепить за собой проведение расчетов по трансакциям, связанным с госсектором, со статьями госбюджета и его (банка) собственных пассивов и активов (например, платежи по государственным ценным бумагам и центробанковским векселям станут осуществляться только через расчетную систему ЦБ). Во-вторых, Центральный банк мог бы использовать резервный депозитно-ссудный механизм (stand-by facility), действующий на постоянной основе — привлечение «ночных» (overnight) депозитов по одной ставке и предоставление «ночных» кредитов по другой, более высокой ставке. Схема регулирования рыночных ставок будет той же, что описана в статье Гудхарта, и последствия в виде убытков — те же самые. Автор вынужден признать: указанные механизмы в определенной степени являются искусственными⁷.

Майкл Вудфорд⁸ развивает тезис о том, что Центральный банк сохранит свою способность оказывать решающее воздействие на динамику инфляции и экономическую активность даже в условиях значительной экспансии цифровых денег и соответствующей эрозии традиционной денежной базы. Для этого ему придется изменить способы регулирования краткосрочных процентных ставок — перейти от косвенных методов (операции на открытом рынке, т. е. купля-продажа государственных ценных бумаг) к прямым (постоянное фиксирование «ночных» депозитных и кредитных ставок).

Вудфорд сосредотачивается на подробном анализе так нызываемой «канальной» системы регулирования процентных ставок («channel» system), которая обрисована Гудхартом и Фридмэном лишь в общих чертах. Эта система уже действует в том или ином виде в Австралии, Канаде и Новой Зеландии и, по мнению Вудфорда, «останется высокоэффективной даже перед лицом самых радикальных технологических сдвигов, прогнозируемых сегодня»⁹. Ее главная отличительная черта — начисление процентов по средствам на расчетных счетах коммерческих банков в Центральном банке (в США резервные счета коммерческих банков в Федеральной резервной системе — беспроцентные). Механизм «канальной» системы выглядит следующим образом:

• ЦБ определяет (и обнародует) целевую «ночную» процентную ставку, а затем периодически изменяет ее в соответствии с текущими экономическими условиями;
• на уровне «целевая ставка плюс 25 базисных пунктов»10 устанавливается кредитная ставка, по которой ЦБ предлагает «ночные» ссуды коммерческим банкам;
• на уровне, равном целевая ставка минус 25 базисных пунктов, фиксируется депозитная ставка, по которой ЦБ привлекает «ночные» депозиты от коммерческих банков.

Целевая ставка, таким образом, находится ровно посередине «канала», чьей нижней границей служит депозитная ставка, а верхней — кредитная. Описанный вариант действует в Новой Зеландии, в Канаде же принята несколько иная версия «канальной» системы: Центральный банк публично объявляет кредитную ставку, депозитная же определяется как кредитная минус 50 базисных пунктов; целевая ставка рассчитывается как центральная линия «канала», т. е. как кредитная минус 25 базисных пунктов или как депозитная плюс 25 базисных пунктов. Поскольку механизм привлечения депозитов и предоставления ссуд центральными банками в этих странах функционирует постоянно (а не спорадически, как принято сейчас в схеме «учетного окна» Федеральной резервной системы США), постольку коммерческие банки устанавливают свои депозитные и кредитные ставки либо вовсе не выходя за пределы «канала», либо отклоняясь от него минимально.

Максимальная ставка по межбанковским депозитам коммерческих банков находится на уровне кредитной ставки ЦБ, ибо банкам-заемщикам нет смысла платить за привлекаемые от банков-кредиторов ресурсы больше, чем за кредит, предоставляемый Центральным банком. В свою очередь, минимальная ставка по межбанковским кредитам коммерческих банков находится на уровне депозитной ставки ЦБ, поскольку банкам-кредиторам нет смысла получать за предоставляемые банкам-заемщикам ресурсы меньше, нежели за депозит, который можно разместить в Центральном банке. Таким образом, максимальное смещение «канала» межбанковских ставок относительно «канала» центробанковских ставок не превышает 50 базисных пунктов (как вверх, так и вниз). Для контроля над инфляцией этого вполне хватает¹¹.

Достаточный спрэд (разница) между ставками дает коммерческим банкам возможность «поторговаться» и найти равновесие между запросами банков-кредиторов и банков-заемщиков (как по объему депозитов/ссуд, так и по величине процента), не прибегая к использованию депозитно-ссудного механизма Центрального банка в значительных масштабах. Таким образом, ЦБ имеет возможность контролировать рыночные ставки «малой кровью» (т. е. со столь же высокой эффективностью, что и прежде, через операции на открытом рынке).

По мнению Вудфорда, единственной проблемой может стать снижение эластичности спроса на средства в расчетах по цене кредита¹². Данная тенденция будет развиваться вследствие прогресса в информационных технологиях, которые позволят коммерческим банкам более точно рассчитывать свою позицию по ликвидности на конец операционного дня и кардинально сократить потребность в средствах на расчетных счетах. Однако центральные банки смогут легко справиться с этим путем сужения «канала». В целом же успешное функционирование такого механизма не будет зависеть ни от степени распространенности цифровых денег, ни от того, останется ли ЦБ центром окончательных межбанковских расчетов.

Надо отметить, что Вудфорд не рассматривает функционирование «канальной» схемы в условиях вытеснения традиционных финансовых посредников (в том числе коммерческих банков) новыми — компьютерными «кастодиальными» компаниями и фирмами, торгующими секьюритизированными кредитами. Однако все его рассуждения о механизме влияния устанавливаемой Центральным банком целевой процентной ставки на уровень рыночных ставок справедливы и в случае широкого распространения новых учреждений в сфере кредитования и организации расчетов.

Что век грядущий нам готовит

Итак, мы рассмотрели целый комплекс проблем, поднятых в ходе развернувшейся в 1999–2000 гг. дискуссии о судьбе центральных банков в цифровую эпоху. Сначала были представлены основные участники научного спора и изложены причины, побудившие исследователей обратиться к этой теме, даны важнейшие используемые ими определения и описаны наиболее яркие современные тенденции в развитии е-денег и электронных платежей, способные в будущем изменить роль и место центральных банков в экономической жизни (eCommerce World. 2000. № 10. С. 40–46). Затем мы подробно проанализировали аргументы пессимистов из «лагеря Фридмэна», полагающих, что развитие электронных денег приведет к утрате центральными банками своей роли эффективного денежного регулятора (eCommerce World. 2001. № 1. С. 18–25). Наконец, в данной части нашли свое отражение доводы сторонников оптимистической точки зрения, входящих в «лагерь Гудхарта», которые утверждают, что в условиях информационно-технологической революции значение центральных банков для экономики сохранится. Настало время подвести итоги и сформулировать выводы.

Развитие компьютерных денег и электронных технологий в сферах кредитования и организации расчетов только начинается, и в нынешний «младенческий» период эволюции этих достижений цифровой экономики трудно поверить, что когда-нибудь они могут свести в могилу столь мощные институты, как центральные банки. Поэтому естественная реакция на рассуждения Б. Фридмэна и его единомышленников такова: конечно, нарисованная ими картина производит сильное впечатление, но на самом деле она является плодом слишком буйной фантазии. Действительно, разве это возможно: вместо государственных денег — частные (или вовсе бартерная экономика), на месте коммерческих банков, столпов современной экономики, — какие-то компьютерные кастодиальные компании и фирмы, торгующие секьюритизированными кредитами, взамен центробанковского клиринга — частные расчетные системы, причем с главным центром в другой стране? И все же после первого шока появляется желание подтвердить нереальность подобного развития событий чем-то бoльшим, нежели утверждение «такого не может быть, потому что не может быть никогда».

Однако обращение к доказательствам, приводимым Гудхартом и К^о., полной уверенности в бессмертии этих институтов не дает. Хотя главный аргумент — необходимость центральных банков для государства — совершенно справедлив, все же этот «политический» фактор является внешним. Механизм регулирования процентных ставок через «канальную» систему, предлагаемый вместо операций на открытом рынке, выглядит весьма убедительно. Скорее всего, он действительно сможет достаточно эффективно работать в новой цифровой экономике, но с одним маленьким условием: Центральный банк должен быть готов к работе в убыток (сначала такое будет случаться редко, а затем, по мере «цифровизации» экономической жизни, все чаще и чаще), а государство — к компенсации убытков.

Итоги дискуссии свидетельствуют: единственный внутренний фактор, формирующий «категорический императив» к сохранению центральных банков в их нынешнем виде, — это отсутствие у электронных денег такого критически важного свойства, как анонимность (другие «внутренние» факторы, тормозящие широкое распространение компьютерных денег, — необходимость обеспечения безопасности и портативности, проблема сохранения покупательной способности, психологические трудности — непреодолимыми препятствиями не считаются). Но и к фактору анонимности, на наш взгляд, следует относиться осторожно; его ни в коем случае нельзя абсолютизировать и считать гарантией того, что эрозия традиционной денежной базы никогда не окажется действительно угрожающей.

Любую, даже самую сложную, техническую проблему нельзя считать вечной (было время, когда железные дороги воспринимались как фантастика). Конечно, сейчас трудно понять, каким именно образом е-деньги смогут стать полностью анонимными, нелегко также представить, что коммерческие банки (а вслед за ними и центральные) станут ненужными, но столь же проблематичны длительная работа центральных банков в убыток и постоянная компенсация таких убытков государством. По нашему мнению, государство будет делать это лишь до тех пор, пока не найдется другой, не менее эффективный, но безубыточный способ влияния на ход экономических процессов. И почему бы не найти подобный способ в работе описанного Кингом регулирующего органа, который обеспечивает целостность компьютерных систем, предназначенных для проведения электронных расчетов? Не следует забывать и об электронном сеньораже — чрезвычайно мощном стимуле решения технических проблем, связанных с цифровыми деньгами. Впервые за многие десятилетия экономические агенты получили возможность легально претендовать на прибыль от изготовления денег, которая была привилегией государства, и ради этой «золотой жилы» они наверняка постараются решить даже суперсложные технические проблемы.

Стоит подчеркнуть очень важный практический аспект представленной дискуссии. Участниками обсуждения (как оптимистами, так и пессимистами) высказано много предложений по вопросу принятия государством мер для сохранения Центрального банка в качестве органа денежного регулирования. Главные мероприятия — постоянное расширение регулирующей компетенции центральных банков на все новые и новые виды цифровых денег и требование проводить расчеты с государственными компаниями и органами только традиционными деньгами¹³. Когда центральные банки почувствуют реальность угрозы своему могуществу, они в первую очередь начнут применять именно такие меры, поэтому эмитенты е-наличности уже сейчас могут представить себе, что их ждет.

Все суждения, высказанные в ходе дискуссии, касались сложностей, с которыми в скором времени столкнутся центральные банки развитых стран. Единственное упоминание о специфике стран со слабой экономикой и нестабильной валютой относилось к тому, что в этих странах е-деньги станут для центральных банков очередными «чужими» деньгами, наряду с долларами, евро и йенами, вытесняющими национальные деньги. Попытаемся представить себе, как достижения цифровой экономики могут отразиться на функционировании Банка России.

На первый взгляд, отечественному денежному регулятору если и предстоит забеспокоиться, то очень и очень не скоро, да и масштаб грядущих осложнений не станет для него чрезмерным. В самом деле: и электронных денег в России крайне мало (не говоря уже об «опасных» их видах¹⁴), и секьюритизации банковского кредитования нет, и монополии на организацию окончательных центробанковских расчетов ничто не угрожает. Когда еще мы переживем все этапы, пройденные развитыми странами! Но модель догоняющего развития тем и отличается от классической, что ее этапы не следуют один за другим в обычной эволюционной последовательности, а как бы «накладываются», «налезают» друг на друга. Если с точки зрения фундаментальных атрибутов рыночной экономики Россия отстает весьма существенно, то в отношении характеристик, связанных с информационными технологиями, «варварство» нашей страны не столь ужасно. Поэтому угроза для Банка России может стать реальной гораздо раньше, чем представляется сейчас.

Но есть еще одно важное, по нашему мнению, обстоятельство. У нас — не просто слабая и нестабильная экономика, как, например, в латиноамериканских или восточноевропейских постсоциалистических странах. Российская экономика даже на исходе первого десятилетия рыночных реформ в значительной мере является, как это ни печально, псевдорыночной. Ни в одной другой стране нет такой масштабной структурной деформации реального сектора. Огромный сегмент экономики — военно-промышленный комплекс (ВПК) — до сих пор сохраняется практически в тех же неподъемных для экономики размерах, что и при социализме, а не демонтируется по примеру послевоенных ФРГ и Японии, и его никак нельзя назвать рыночным.

Конечно, финансирование этого монстра в 90-е гг. шло далеко не так гладко, как в былые времена, но именно для него постоянно изобретались те или иные денежные суррогаты — казначейские обязательства, казначейские налоговые освобождения, банковские векселя под гарантию Министерства финансов, прямой и обратный денежный зачет. Последняя инициатива правительства в данной области — погасить половину предъявленных 900 оборонными предприятиями долгов «живыми» деньгами до конца 2001 г., а вторую половину оформить в виде государственных облигаций со сроком погашения два года (общая сумма накопленной с 1995 г. задолженности оценивается в 32,5 млрд руб.). Стремление государства выплатить свои долги можно было бы только приветствовать, если бы не одна деталь. Эту процедуру решено применять ко всем долгам — независимо от того, изготавливалась ли продукция по госзаказу, вписанному в бюджет, или сверх объема, в нем предусмотренного (по инициативе Министерства обороны или самих предприятий).

Замечательный уровень цен на нефть, конечно, позволяет правительству «не мелочиться», но на самом деле за очередной уступкой стоит крайне болезненная проблема. ВПК — это тяжелейшая гиря на шее российской экономики, которую невозможно сбросить, не сломав саму шею. Такая нагрузка не только обрекает на жалкое существование бюджетные отрасли и население, но и искажает функционирование невоенного бизнеса. Действительно, «удержать вес» можно лишь с помощью жестокого налогового пресса, однако законопослушное подчинение ему равносильно для промышленных корпораций самоубийству, поэтому единственный выход они видят в постоянном утаивании своих доходов от государства (так называемой «оптимизации налогов» в виде псевдозакупок огромного количества песка автомобильными заводами, безумно заниженных трансферных цен в нефтяных холдингах и т. п.).

Сильнейшая структурная деформация реального сектора — главная причина неразвитости частного банковского сектора, который видит смысл своего существования не в предоставлении нормальных банковских услуг (это, скорее, декорация), а в «поиске ренты» (rent-seeking). Именно на ренте в виде доступа к государственным средствам (в первую очередь к вышеперечисленным формам госфинансирования ВПК) и строилось докризисное благополучие большинства российских банков, рассыпавшееся в прах в результате четырехкратной девальвации рубля. Сейчас негосударственные банки тихо прозябают, некая активность усматривается лишь в тех, которые связаны с ведущими промышленными корпорациями. Не исключено, что в поисках ренты банки (в союзе с патронирующими их крупными компаниями) придут к выводу: неплохо было бы использовать электронный сеньораж и/или создать системы электронных расчетов, берущие на себя в том или ином объеме функции Центрального банка.

Формально российские коммерческие банки подвергаются жесткому центробанковскому контролю, и банковские е-деньги/е-расчеты не должны стать для надзирающего органа «опасными» (каковыми они не считаются для центральных банков развитых стран). Но ведь и до августа 1998 г. Банк России вроде бы осуществлял строгий контроль над своими подопечными, тем не менее результат оказался печальным. Точно так же желание банков получить легкую ренту (вместо того, чтобы заниматься тяжелой работой по выстраиванию рыночных отношений с нерыночными по сути заемщиками, которые сумеют возвратить ссуды, только когда Министерство финансов сделает очередную уступку) может оказаться настолько сильным, что будет изобретен ряд внешне пристойных схем ухода из-под тяжелой регулирующей длани ЦБР. Поэтому в нетривиальной отечественной экономике именно банковские электронные деньги/расчеты способны стать для Центрального банка такой головной болью, которая окажется не хуже долларизации.

Мария Грачева — кандидат экономических наук, заместитель главного редактора журнала «Мир электронной коммерции»/ eCommerce World, старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН, e-mail: grach@osp.ru

Основные участники дискуссии

назад