Я откинулся от компьютера и посмотрел в окно. В глазах было сухо, пальцы болели от «кликанья» мышью и стука по клавиатуре. За стеклом я вдруг увидел себя же, уныло бредущего через дорогу к автобусной остановке. Я стоял, ссутулившись, под мелким пакостным дождичком, поджидая автобус. Вот показался и он. Я проследил, как поднялся на подножку и заплатил за проезд. «Это хорошо, значит, успею к ужину». Я облегченно прильнул к монитору, заходя в чаты, забредая на различные сайты, устраивая бойни и свары, завязывая новые знакомства. Я успеваю к ужину... Автобус идет до моего дома всего десять минут.
Недавно отдел кадров моего университета прислал мне на дом брошюру под названием «Позитивные действия в зыбком мире» (Positive action in uncertain world). В ней рассматривались некоторые распространенные недуги и симптомы, мешающие нормально жить и работать современному английскому ученому, как-то: проблемы в личностных отношениях, проблемы с детьми и подростками, проблемы с сексом, проблемы на рабочем месте, наркотики и алкоголь. И ни слова об одном из ультрасовременных бичей человечества — интернет-зависимости.
История IAD (Internet Addiction Disorder), вероятно, ведет свой отсчет с 1996 г., когда газета New York Times опубликовала сообщение о молодом человеке, доставленном в клинику с симптомами «ломки» вследствие отлучения от Интернета. В том же году понятие IAD сформулировал апологет данного направления Айвон Гольдберг. Эта болезнь приобретает все большее распространение и, в зависимости от тяжести проявления, вполне может соперничать с пристрастием к наркотикам, алкоголю и игре в казино. Синдром ломки сопровождается жаром, тремором рук, подергиванием конечностей и лихорадкой («Мембрана», 2002). Подкрадывается этот недуг, как и любая другая страстишка, незаметно. В век компьютеров редкий человек никогда не сталкивается с виртуальным миром. Выход в Сеть первично ощущается как обретение дополнительной степени свободы — доступ к информации, своего рода прорыв. И порой остается незамеченной та грань, которая отделяет целенаправленный поиск необходимого в Сети от полного рассеивания внимания, потери какой-либо мотивации и ухода от реальности. Последствия «сетемании» катастрофичны на индивидуальном уровне и все больше проявляют себя на уровне социальном. Так, по данным Greenfield, Davis (2002), несмотря на строгую внутрикорпоративную политику по использованию Интернета на рабочем месте, более 60% американских компаний принимали дисциплинарные меры в отношении сотрудников, злоупотребляющих Сетью. В Англии примерно треть их проводят в Сети ежедневно более двух часов, но при этом они не работают, а занимаются бессмысленной болтовней (The Times, 28 oct., 2004). Уже сейчас разработаны и используются специальные профессиональные тесты, позволяющие вычислить «виртуала» и отсеять его на этапе интервью при приеме на работу (Davis et al., 2002).
Виртуалы — люди, зависимые от Сети, своим поведением во многом напоминают наркоманов. Им так же, как и последним, периодически необходима «доза» — время в Сети. Обитают виртуалы, как правило, на разного рода форумах и чатах, где устанавливаются более-менее обширные сообщества. Такие коммьюнити живут по особым законам, во многом похожим на законы обычных малых групп, но со своими нюансами. Виртуальный мир представляет собой суррогат мира реального — форма общения здесь лишена физической подоплеки и потому неизбежно приводит к фрустрации.
Надо сразу отметить, что торчание в форумах и чатах в большинстве случаев просто бесполезная трата времени. Даже если их участники пытаются вести некий тематический спор-обсуждение, простота и легкость публикации неизменно приводят к снижению интеллектуального уровня дискуссии, к переходу в обычный «флуд». «Серьезные» журналы и газеты редко перепечатывают то, что выкладывается в Интернете. Публикация в Сети имеет двуликий, обманчивый характер. С одной стороны, она легка, быстра и зачастую обеспечивает мгновенный отклик читателей, но на самом деле такие публикации обесценивают сами себя, а количество «читателей», как правило, сводится к единицам. В какой-то степени Интернет — это могила талантов, которые могли бы себя, возможно, реализовать в «нормальной жизни» в большей и лучшей степени. Вряд ли будет сильным преувеличением сказать, что развитие Интернета привело к обесцениванию информации.
Интернет-аддикты — как правило, интроверты (Petrie, Gunn, 1998), т.е. люди, склонные к уходу в себя и к депрессии. Для психологии виртуала характерна также высокая степень обидчивости и ранимости, часто — склонность к суициду. Кроме того, замена виртуальным миром мира физического ведет к потере чувства реальности. Зачастую виртуал не осознает своей профессиональной и личностной деградации, поскольку оценка его окружающими искажена и преломляется сквозь призму иллюзорного сетевого мира, где он существует. Таким образом, некий мнимый успех в Сети часто сопровождается полным крахом «в реале» на уровне карьеры и межличностных отношений. В Интернете достаточно легко найти «свою» аудиторию, а чтобы добиться успеха в реальной жизни, необходимы серьезные усилия. Сеть способствует развитию «воспитанной беспомощности», страха перед действительностью, сопровождается уходом в призрачный мир «ников» и «коммов».
Виртуалы, как правило, слишком серьезно воспринимают все то, что происходит в Сети. Возникающие в виртуальном пространстве ссоры и споры часто переходят в навязчивые преследования оппонентов, которые продолжаются и после того, как компьютер выключен. Сеть поглощает виртуала полностью и не покидает его сознания даже в то время, как он идет по улице или поглощает обед. Такая завидная фиксация, имей она здоровый характер, могла бы сослужить неоценимую службу в плане карьеры инженера, писателя или ученого. Но вся порочная суть сетевой одержимости в том и состоит, что она подсознательно направлена на компенсацию недостающего звена представления о предмете — о реальном человеке по ту сторону «сетки». Инет-фиксация представляет собой триумф «реактивного разума» по Хаббарду — полного замутнения реальности, торжества «паразитов мозга» (К. Вилсон), делающих простые вещи сложными и недостижимыми.
Для одержимых виртуалов характерна также страсть к сбору информации о чаттерах-оппонентах — их IP, появления в других чатах и форумах, подробности личной жизни и карьеры, детали биографии и т.д. Неспособность что-то доказать словами часто приводит к прямому и косвенному вредительству — засылке вирусов и троянов, попыткам взломать («хакнуть») систему противника. Многие виртуалы страдают параноидальными синдромами, подозревая существование в Сети мнимых заговоров против них.
Одной из особенностей российского Интернета является относительно слабое модерирование, своего рода сетевой беспредел. Не так давно в новостях было рассказано о том, как одна американская девушка, страдающая аутизмом, забомбила электронный адрес южноафриканской оппонентки в ответ на негативные высказывания последней о США. В результате американка попала под суд. На просторах Рунета происходят вещи куда более драматичные, и что характерно — без какого-либо административного исхода. В русском чате или форуме легко могут, например, на полном серьезе пообещать вас убить, и ни модератор, ни другие участники форума не отреагируют на это, как на нечто экстраординарное, — ну подумаешь, ребята разбираются.
Некоторые авторы сравнивают интернет-зависимость с привычкой к морфию (Will, 2002). Интернет оказывает сходный с морфием эффект — отодвигая все реальные угрозы (например, потерять работу), он приводит к дезорганизации и потере чувства времени. Однако многие путают слишком долгое пребывание в Сети с реальной интернет-зависимостью. Прямая корреляция между временем, проведенным в онлайне, и синдромом IAD отсутствует (Johansson, Goetestam, 2004). Интернет-аддикция — это не время, проведенное в Сети, это жизнь в другой плоскости. От виртуала в реальном мире остается лишь оболочка, которая дышит, иногда ест и еще реже двигается.
На биохимическом уровне инет-аддикция сродни гэмблингу1 и представляет собой «дофаминовый голод» — постоянную необходимость стимулировать рецепторы дофамина (Holden, 2001). Вырабатывающаяся привычка стимулировать рецепторы таким образом постепенно вызывает эффект «нейроадаптации» — порочный круг саморазрушения замыкается.
Что может излечить виртуала, вернуть его к реальной жизни? Вряд ли курс онлайновой терапии, предлагаемой за солидную сумму апологетами этого направления исследований. Пожалуй, лишь серьезное изменение в карьере и среде. Осознание того, что жизнь уходит впустую, — первый шаг на пути к выздоровлению. Уход в виртуальную плоскость должен быть воспринят как равносильный уходу в наркотики или в пьянство, и лечить этот симптом необходимо с той же степенью серьезности, как и указанные недуги. В то же время инет-аддикция относится к разряду навязчивых синдромов нехимической природы, это так называемая импульс-контроль-зависимость, которая может быть излечена значительно легче, чем наркомания и алкоголизм. Некоторые авторы сообщают об успешном использовании для лечения подобного рода навязчивых состояний антидепрессантов типа налтрексона. Но представляется гораздо более важным вернуть пациенту интерес к внешнему миру. В Сеть часто толкает рутина и скука повседневной жизни, неудовлетворенность кругом общения. Для многих эмигрантов Интернет — компенсация недостающей языковой среды, попытка сохранения некой связи с родиной и людьми, там живущими, поиск самоидентификации. Установлено, что виртуалы — люди с пониженной толерантностью к монотонному образу жизни (Rotunda et al, 2003). В Великобритании, например, катастрофически много видов профессиональной деятельности считаются скучными. Агентство Idler даже подготовило к изданию сборник Crap Jobs («Дрянные работы»), где собраны письма людей, занимающихся тупой монотонной бессмыслицей исключительно ради того, чтобы как-то оплатить свои счета. Выражение «я делаю эту работу, только чтобы как-то оплатить мои счета» слишком часто повторяется в туманном Альбионе, отражая общее отношение к труду как таковому — навязанная извне нудная необходимость, отчужденный труд по Марксу. Вряд ли такая необходимость может прочно удержать «в реале» людей хоть с мало-мальскими интеллектуальными или эмоциональными запросами.
Сколько в нашем доме ступеней? Я задал себе этот вопрос вчера, но все еще не нашел ответа. Так же, как и на сотни других вопросов, которые я задавал неделю, месяц, может быть, даже год назад. Мне интересно, какого цвета трава, как люди смеются, что такое дружба, что такое любовь. Мне нужны ответы на эти вопросы. Я когда-то знал их, но они не были мне нужны. Теперь все, что я знаю, — это адреса в Интернете. Я знаю, что где-то во мне есть то, что называется рецепторами чувств, но не знаю, как они включаются. Я загнал в строку поиска в Рамблере «рецепторы чувств» и узнал все о том, как они функционируют и из чего состоят, но ничего о том, как их включить.
Сколько в нашем доме ступеней? Очень трудно сконцентрироваться и сосчитать. Еще труднее донести этот вопрос до дома, ведь я давно не был там. Я скоро умру от голода перед экраном монитора. Или спина разломится на две половинки. Какого цвета трава за окном? Я нашел картинку в Инете — трава на ней зеленая. А за окном все серое. Мне интересно, как люди общаются друг с другом без Инета. Я видел людей, сидящих в кафе и разговаривающих друг с другом. Еще тогда я изумился — как они могут без компа-то чатиться? Сколько ступеней в моем доме? Киньте ссылку, если у кого-то есть.
Об авторе
Андрей Суходуб — биофизик, канд. биол. наук, научный сотрудник Портсмутского университета (Англия).